Неточные совпадения
— Не беспокойся,
мама! И —
прости, я так устал.
— Да я затем и призвал тебя, и знаешь, — улыбнулся он весело, — я уж боялся, что ты
простил мне
маму за Герцена или за какой-нибудь там заговоришко…
— Ничего ему не будет,
мама, никогда ему ничего не бывает, никогда ничего с ним не случится и не может случиться. Это такой человек! Вот Татьяна Павловна, ее спросите, коли не верите, вот она. (Татьяна Павловна вдруг вошла в комнату.)
Прощайте,
мама. Я к вам сейчас, и когда приду, опять спрошу то же самое…
Мама только кланялась, но, впрочем, конфузилась, наконец обернулась ко мне и со слезами, блеснувшими на глазах, проговорила: «
Прощай, голубчик!»
— А я и сама не знаю, только много чего-то. Наверно, развязка «вечной истории». Он не приходил, а они имеют какие-то о нем сведения. Тебе не расскажут, не беспокойся, а ты не расспрашивай, коли умен; но
мама убита. Я тоже ни о чем не расспрашивала.
Прощай.
—
Мама!
простите мою вспышку, тем более что от Андрея Петровича и без того невозможно укрыться, — засмеялся я притворно и стараясь хоть на миг перебить все в шутку.
Прощай, отец!
Прощай и
мама! Лес,
И ты
прощай!
Наши здешние все разыгрывают свои роли, я в иных случаях только наблюдатель… [Находясь в Тобольске, Пущин получил 19 октября письмо — от своего крестного сына Миши Волконского: «Очень, очень благодарю тебя, милый Папа Ваня, за прекрасное ружье…
Прощай, дорогой мой Папа Ваня. Я не видал еще твоего брата… Неленька тебя помнит.
Мама свидетельствует тебе свое почтение… Прошу твоего благословения. М. Волконский» (РО, ф. 243, оп. I, № 29).]
— Ладно,
мама!
Прости, — вижу я! — бормотал он, опуская голову, и с улыбкой, мельком взглянув на нее, прибавил, отвернувшись, смущенный, но обрадованный...
— А теперь, — сказал священник, — стань-ка на колени и помолись. Так тебе легче будет. И мой совет — иди в карцер. Там тебя ждут котлеты.
Прощай, ерш ершович. А я поведу твою
маму чай пить.
Негина. Куда хочешь, куда только тебе угодно, все, все в твоей воле вплоть до утра.
Мама,
прощай, запирай дверь! Мы едем.
— Господи,
прости меня грешного! Господи, сохрани мою бедную, несчастную
маму!
Лариосик. Ах, Боже мой!
Простите, ради Бога! (Входит в комнату.) Вот я и приехал. Здравствуйте, глубокоуважаемая Елена Васильевна, я вас сразу узнал по карточкам.
Мама просит вам передать ее самый горячий привет.
Пётр (осторожно подходя к матери).
Мама,
прости меня, я слышал, что говорила эта женщина… не всё, но слышал… ты не сердись…
И я ушел из усадьбы тою же дорогой, какой пришел сюда в первый раз, только в обратном порядке: сначала со двора в сад, мимо дома, потом по липовой аллее… Тут догнал меня мальчишка и подал записку. «Я рассказала все сестре, и она требует, чтобы я рассталась с вами, — прочел я. — Я была бы не в силах огорчить ее своим неповиновением. Бог даст вам счастья,
простите меня. Если бы вы знали, как я и
мама горько плачем!»
Елена. Не знаю; но, кроме того, есть еще помеха…
Мама, я тебя обманывать не стану: сегодня или очень скоро должна решиться моя участь. Может быть, я поступлю дурно, но не проклинай меня, а
прости и пожалей…
Елена. «
Прощает»!.. Как, что ты говоришь,
мама?
—
Прости, папа, но ведь это же получается такая бессмыслица, — офицер прижал красивую голову к плечу и развел руками, — ведь это же я не знаю, что такое.
Мама охает, ты толкуешь о какой-то смерти — ну из-за чего это? Как не стыдно, папа. Я всегда знал тебя за благоразумного, твердого человека, а теперь ты точно ребенок или нервная женщина.
Прости, но я не понимаю этого.
—
Мама, дружок мой, не спрашивай меня об этом, это, может быть, в самом деле все пустяки, которые я преувеличиваю; но их… как тебе,
мама, выразить, не знаю. Он хочет любить то, чего любить не может, он верит тем, кому не доверяет; он слушается всех и никого… Родная!
прости мне, что я тебя встревожила, и забудь о моей болтовне.
«
Прощай, — шепчет мне, и самое-то чуть слышно, — за мной
мама пришла… на Кавказ едем…» Побледнела как простыня и упала на подушку…
—
Прощай, — произнесла
мама, и Тасе показалось миг, что она слышит прежние мягкие и ласковые нотки в голосе матери, —
прощай, моя девочка, — снова ласково проговорила Нина Владимировна, обнимая Тасю, — старайся вести себя хорошенько и хорошо учиться.
— Ах,
мама,
мама! — с тоской прошептала Тася, — если б она
простила меня!
Мамино рождение!.. Приятный сюрприз!.. A она, Тася, совсем из головы выпустила, что сегодня день маминого рождения. Совсем даже и позабыла об этом и не подумала приготовить подарка милой мамусе. A Леночка и Павлик наверное уже приготовили и будут гордиться этим перед ней, Тасей! Нет! Нет! Никогда! Ни за что! Она не оставит без подарка милую
маму, которая одна только и умеет
прощать все шалости и проделки своей любимицы.
— Деда! — неожиданно прозвучал среди наступившей тишины мой детский звонкий голос, — ты злой, деда, я не буду любить тебя, если ты не
простишь маму и будешь обижать папу! Возьми назад твой кишмиш и твои лепешки; я не хочу их брать от тебя, если ты не будешь таким же добрым, как папа!
— Я не так понял
маму. Она подробнее все рассказала мне, — она нисколько не сомневается, что ты веришь в бога, ей только было неприятно, что ты так необдуманно и грубо ответил сестрам, что они могли тебя понять в нежелательном смысле… Еще раз прошу,
прости, брат, меня!
Мне это представлялось очень лестным. А иногда я раздумывал: нельзя ли бы на этом заработать пару карамелек?
Мама придет ко мне просить прощения, а я: «Дай две карамельки, тогда
прощу!»
Они поняли так, что я их не хочу
простить, — вышли от меня и заплакали. Увидела их
мама, узнала, отчего они плачут, пришла ко мне; выяснилось, что тут недоразумение.
Мама все-таки попеняла мне, что я так грубо я небрежно обошелся с сестрами.
Под столом оказался пистолет, а на столе листок бумаги, на котором наскоро, торопливым почерком Саша написал: «Папа и
мама,
простите — я невинен».
— Милая, добрая
мама, она
простила меня, — твердила молодая Усова, — как она меня любит, как была она права, говоря, что желает мне добра.
— Нет, нет, я не отказываюсь, я не хочу ни в Покровское, ни в пансион,
прости меня, я хочу только поскорей увидеть
маму, обвенчаться с тобой и уехать за границу, — заметила Рена, поспешно утирая все еще продолжавшие навертываться на глаза слезы.
— Послушай, Володя, помнишь, ты обещал мне обвенчаться, как только мы сюда приедем… Папа и
мама тогда уж наверное
простят нас… Не поедем в Москву… Обвенчаемся и поедем в Петербург.
«Милая, голубушка
мама! — писал он, и опять глаза его затуманились слезами, и ему надо было вытирать их рукавом халата, чтобы видеть то, что он пишет. — Как я не знал себя, не знал всю силу той любви к тебе и благодарности, которая всегда жила в моем сердце! Теперь я знаю и чувствую, и когда вспоминаю наши размолвки, мои недобрые слова, сказанные тебе, мне больно и стыдно и почти непонятно.
Прости же меня и вспоминай только то хорошее, если что было такого во мне.
—
Мама, голубчик, — сказала Наташа, становясь на колени перед матерью и близко приставляя свое лицо к ее лицу. — Виновата,
простите, никогда не буду, я вас разбудила. Меня Мавра Кузьминишна послала, тут раненых привезли, офицеров, позволите? А им некуда деваться; я знаю, что вы позволите… — говорила она быстро, не переводя духа.